Ради жизни на Земле
Ради жизни на Земле
История норильского здравоохранения уникальна. Причем его становление пришлось как раз на суровые военные годы.
За фразой «Норильск — фронту» стоят тысячи людей, которые ковали победу в тылу. Немалая роль здесь принадлежит медикам, ведь они помогали норильчанам совершить трудовой подвиг и выстоять в суровых условиях Заполярья.
Первые медики в Норильске
Официально точкой отсчёта истории норильского здравоохранения считается 1953 год, но медицинская отрасль начала развиваться в нашем городе задолго до этого времени.
В 1935 году Совет Министров СССР принял решение о строительстве в районе Норильского месторождения никелевого комбината. К месту небольшого поселения изыскателей отправились первые партии вольнонаёмных рабочих и заключённых, на плечи которых легли основные тяготы при воплощении небывалого по масштабам замысла «покорение Севера».
В 1935 году больниц на территории Норильска ещё не было, только амбулатория с аптекой на улице Горной в районе Нулевого пикета. В 1938 году в системе управления Норильского строительства и ИТЛ НКВД СССР создали Санитарный отдел (САНО), деятельностью которого являлась лечебно–профилактическая работа среди вольнонаёмного населения и заключённых ИТЛ.
В 1939 году сеть лечебных учреждений состояла из больницы для вольнонаёмных, поликлиники и аптеки. В этом же году была организована центральная больница лагеря (ЦБЛ), основной костяк врачей там составили прибывшие этапами заключённые: терапевт Захар Ильич Розенблюм, хирург Борис Игоревич Кавтеладзе, психиатр Алексей Георгиевич Гейнц.
Во второй половине 1940–х годов ЦБЛ была хорошо оснащена отечественными и трофейными инструментами и приборами для всех видов операций. Физиотерапевтический кабинет имел электролечебные установки, в рентгеновском делали высококачественные снимки и лечебное облучение. Бактериологические и химические анализы выполняла санитарно–эпидемиологическая станция.
Заметную роль в истории норильского здравоохранения сыграли врачи — заключённые Норильлага — Владимир Евстафьевич Родионов, Александр Александрович Баев, Георгий Александрович Попов, Серафим Васильевич Знаменский, занимающиеся научной деятельностью по проблемам охраны здоровья населения на Крайнем Севере.
Всё для новой жизни
Слово «Норильск» в 1930–х годах звучало в радиограммах экспедиционно–промысловой конторы — «Норильскстрой». А в 1932 году практически в походных условиях родился первый коренной норильчанин, вернее норильчанка. Руководитель геологоразведочного бюро Александр Воронцов, соратник Шмидта и Завенягина, стал папой — жена Софья подарила ему дочь Ирину. Врача геологической экспедиции Степанова, успешно принявшего малютку, можно считать первым норильским акушером.
За годы Великой Отечественной войны в Норильске родились 2785 детей: в 1941 году — 376, 1942–м — 437, 1943–м — 463, 1944–м — 518, 1945–м — 991. И рождались они отнюдь не в благоустроенном роддоме, а в бараке, приспособленном для этих целей, который «выбила» первый врач–гинеколог Норильска Клавдия Васильевна Самойлова, приехавшая в город осенью 1939 года как вольнонаёмная. Вот как она вспоминает о годах военного лихолетья:
«Акушерско–гинекологическая помощь в то время выделена не была, родовспоможение осуществлялось в общем бараке, где находились больные с различными заболеваниями, в том числе инфекционные... Несмотря на то что медучреждения не строились, мною был поставлен вопрос перед политотделом о выделении уже сейчас акушерско–гинекологической помощи в виде отдельного здания, хотя бы барачного типа. Был выделен барак (балок), в котором разместилось 10 коек...
В 1942–1943 гг. на улице Октябрьской, 7, была построена гостиница, которую приспособили под больницу, где мне наверху было выделено отделение на 16 коек. Хотя коек было заведомо мало, обслуживание больных улучшилось. Количество родов стремительно росло, требовалось расширение коечной помощи и штата обслуживающего персонала. Насколько помню, в 1945 году было 900 с лишним родов, поэтому выстроенный в городе двухэтажный дом приспособили для родильного дома на 60 коек. Это и был первый роддом. Штат для работы набирался смешанный — заключенные и вольнонаёмные. Помнится один из поваров — китаец Миша, фамилию забыла, который хорошо и долго работал. Да все много работали: и акушерки, и врачи. Особенно запомнились врач Дереева А. И., акушерки Евтеева К. А. и Смирнова З. С., Стрельникова А. А., которая вместе со мной вела прием амбулаторных больных».
И, между прочим, несмотря на трудности, лишения и, казалось бы, не совсем подходящее время и условия для деторождения, ни одна мать не отказалась от своего ребёнка, по крайней мере, в городском архиве таких данных не зафиксировано.
Даже в те суровые времена всячески заботились о детях... Согласно Приказу № 468 от 28 сентября 1942 года для всех беременных женщин, родивших и кормилиц, сверх установленных норм отпуска продуктов по продовольственным карточкам была организована дополнительная продажа продуктов питания. В месяц на одну женщину выделялось 400 граммов масла, 300 граммов сахара, 600 граммов крупы и 6 литров свежего молока. Были установлены особые продовольственные карточки для дополнительной продажи продуктов питания. Кроме того, была организована продажа белья или материала на белье для новорожденных, по норме не более 10 метров на ребёнка.
А после войны самый лучший подарок норильским женщинам сделал директор комбината Панюков. 8 марта 1946 года им был подписан приказ об открытии долгожданного родильного дома на 60 коек. Первый родильный дом, прослуживший более 20 лет, находился на Южной линии, 11, позднее переименованной в 50 лет Октября. Здание не сохранилось, но история помнит.
У истоков
Что значит «выбить» отдельное помещение для больницы в годы войны, когда почти ничего не строилось, да ещё в таком необычном населённом пункте как Норильск, который по сути своей был даже не посёлком, а одним большим лагерем, знает, наверное, только тот, кто этим занимался. Тем не менее в 1941 году больница была реорганизована коренным образом, в чём огромная заслуга и первого главного врача больницы Норильского комбината Владимира Евстафьевича Родионова. Норильску повезло, что в то суровое и даже жестокое время местное здравоохранение возглавил такой опытный и высококвалифицированный хирург как Родионов.
«Наиболее колоритной фигурой в городской больнице был хирург Владимир Евстафьевич Родионов, который с 1937 по 1956 г. возглавлял хирургическое отделение больницы. В организованном им хирургическом отделении Владимир Евстафьевич сделал несколько тысяч операций различного рода. Он был хирургом с большим диапазоном, оперировал с успехом в разных областях, знал травматологию, хирургию, гинекологию и акушерство. Всё это делало его особенно ценным врачом в условиях Норильска.
Во время Великой Отечественной войны Владимир Евстафьевич был командирован на остров Диксон для оказания помощи пострадавшему от обстрела немецких захватчиков населению. Родионов был хорошим педагогом, умело передающим свой опыт ученикам. В настоящее время хирург В. Е. Родионов является заслуженным врачом РСФСР, работает в городе Шуе Ивановской области», — так писал о Родионове в 1966 году патриарх норильской хирургии, заслуженный врач РСФСР Виктор Кузнецов.
Реальный фронт
В 2000 году архивный отдел администрации Норильска выпустил сборник «Норильск и норильчане в Великой Отечественной». В основу издания легли документы военного периода, хранящиеся в архиве, а также воспоминания очевидцев тех далёких событий. Вскользь упоминается о нападении на Диксон фашистского тяжёлого крейсера «Адмирал Шеер»: «В неравном бою погибли семь советских моряков, тридцать получили ранения. В тот же день норильский хирург Родионов вылетел на Диксон для оказания помощи раненым».
Мы нашли в архиве «Заполярной Правды» воспоминания заслуженного врача РСФСР Владимира Евстафьевича Родионова о санрейсе к героическим защитникам Диксона. Сегодня, когда Норильск борется за присвоение городу звания «Город трудовой доблести», считаем необходимым поделиться своей находкой: «Был на исходе август 1942 года, а точнее 27–е число. В Заполярье это иногда уже глубокая осень. Так было и в тот день — сильный ветер, дождь с мокрым снегом. Со второго этажа больницы, через широкое окно операционной хорошо видна панорама площадки металлургического завода, интенсивно дымит огромная труба, непрерывным потоком идут гружённые рудой самосвалы, снуют люди. На втором плане просматриваются массивы гор, а на их склонах стоят ряды выбеленных бараков, где находят приют, укрываются от стужи и ветров и отдыхают труженики комбината.
Как и у всех, у нас, у медиков, день насыщен работой. Да и ночью поступают больные с травмами и хирургическими заболеваниями, надо оказывать помощь, оперировать. А работают одни и те же врачи круглосуточно, без смен и выходных. Зато мы, по сравнению с другими, в привилегированном положении: в тепле!
В эту ночь меня разбудила дежурная сестра по приказу начальника. Внезапные вылеты и выезды на всевозможных видах транспорта, включая оленьи упряжки, для меня не были в диковинку, но они не носили такой степени секретности. В этот раз не назвали место происшествия и даже примерное число нуждавшихся в хирургической помощи. Были привезены полусонные доноры, взята и упакована кровь, простерилизовано несколько комплектов белья и т. д. Я невольно строил всякие догадки, но мысль о событиях военного характера не возникла. Через полчаса после выезда из больницы мы приехали в аэропорт на реке Норилке, где нас ожидал гидросамолёт, раскачивающийся на сильной волне. Погода была штормовая, дождь, снег. В обычных условиях погода явно нелётная... Видимости нет, самолёт сильно болтает. Наконец–то сели на воду. Нас пересадили в катер, идём к берегу и видим остатки догорающих зданий, над поверхностью бухты — мачты и трубы затонувших судов, на плаву — повреждённые корабли, на берегу — огромная воронка. В управлении порта узнаём: Диксон подвергся нападению немецкого корабля, обстрелявшего наши, стоявшие в бухте. Много раненых, нуждающихся в неотложной помощи, врачей нет.
На ходу выпили по стакану крепкого чаю и с санинструктором–краснофлотцем отправились к раненым, часть которых была на берегу, а часть на корабле, носившем следы боя, в том числе и лужи крови на палубе. В носовой части, на артиллерийской площадке с исковерканной броневой защитой, вокруг небольшого орудия и зенитного пулемёта валялись гильзы от снаряда и пулеметные ленты. Краснофлотец сказал мне, что это орудие сыграло решающую роль в неравном бою с линкором, учинив взрыв и пожар на нём, что и заставило его покинуть диксонский рейд.
Предварительное знакомство с контингентом раненых обнаружило необходимость немедленной организации госпиталя с операционной, что и сделали общими усилиями. Стационарную электростанцию Диксона разрушил снаряд, и для освещения лазарета подвели специальную линию с одного из кораблей. Оставшиеся здоровыми и легкораненые матросы стали санитарами. Заработали автоклав, кипятильники, над импровизированным операционным столом укрепили судовую фару — и работа началась. Пострадавшим ввели противостолбнячную сыворотку, наладили переливание крови обескровленным. Многие раненые нуждались в тяжёлых, полостных операциях, приходилось ампутировать конечности. Приступив к этой работе, мы продолжали её более двух суток (с небольшими перерывами). На операционном столе побывало свыше 30 раненых, параллельно перевязывали легкораненых. Усилия были предельны и не напрасны: удалось всем раненым сохранить жизнь, а многих вернуть в строй. Нуждавшиеся в длительном лечении были переправлены в больницу в Норильск».
Поиском материалов о лечении защитников Диксона в Норильске долгое время занимался кандидат исторических наук Михаил Важнов. Приведём выдержки из статьи, написанной им для «Заполярной Правды» в 1985 году: «Осень 1942 года. На Нулевой пикет посёлка Норильск подкатил поезд из Дудинки. Его встречали Александр Панюков, начальник комбината, Вацлав Козловский, начальник политотдела, руководители САНО. На специально оборудованных машинах раненых доставили в больницу. Несколько слов о норильской больнице военной поры. Собственно говоря, строилась двухэтажная гостиница, рядом с Домом инженерно–технических работников (ДИТР). Однако медики убедили Завенягина отдать здание под больницу и, как оказалось, очень кстати.
Из письма одного из раненых — Николая Емельяновича Волчка: «Встретили нас очень тепло, душевно. Часто навещали — и взрослые, и школьники. Обхаживали и лечили нас так, что к концу месяца я, например, смог передвигаться с костылями, а в ноябре некоторые из нас уже устроились работать».
В мае все раненые прошли военно–врачебную комиссию, кто–то даже смог вернуться на флот, те же, кого списали, остались в Норильске — кто до 1946 года, кто до 1949–го. В одном из норильских домов «списанным» защитникам Диксона выделили две комнаты. Работали — кто контролёром, кто диспетчером — в общем, без дела никто не сидел, всех устроили».
Всегда на боевом посту
Вклад врачей, медсестер, санитарок и многих других работников норильской медицины в общее дело Победы огромен. Об этом говорится и в «Сборнике трудов лечебно–профилактических учреждений Норильского комбината» за 1948 год:
«Непрерывный рост комбината, огромный размах и невиданные темпы его развития в условиях оторванности от культурных центров страны обязывали обеспечить такую постановку медицинского обслуживания, которая бы не отставала от общих темпов развития комбината и удовлетворяла бы полностью и безотказно нужды населения. Работники здравоохранения комбината, не располагая каким–либо предшествующим опытом и не имея постоянной связи с учреждениями министерства здравоохранения, сами изыскивали пути к тому, чтобы поставить дело здравоохранения в Норильском комбинате на должную высоту...
...С целью приближения медицинской и профилактической помощи к населению и к производству с 1941 года начали организовываться и расти врачебные и фельдшерские пункты на окраине Норильска и на периферии, а также медпункты первой помощи и здравпункты на производственных объектах...
...Труженики далекого заполярного Норильского комбината должны быть спокойны за себя и свои семьи: что бы ни случилось, они всегда будут иметь в Норильске немедленную, безотказную, квалифицированную медицинскую помощь и постоянную заботу об их здоровье, как в любом большом городе, на так называемом материке».
Вопреки трудностям
Здоровье норильчан было под контролем медиков даже во время войны. Особое внимание уделялось эпидемиологической обстановке на территории. В фондах музея города мы нашли отчёт профильного отделения, который был опубликован в ноябрьском выпуске газеты «За металл» 1944 года: «За последние годы санитарно–эпидемическая станция посёлка Норильск значительно расширила противоэпидемическую работу. Лаборатория станции ежемесячно производит более 3 тысяч анализов, начиная от обычных анализов крови на дифтерию, тиф и дизентерию и заканчивая самыми сложными исследованиями: реакцией Вассермана, судебно–медицинскими, гистологическими анализами воздуха промышленных предприятий и т. д. Станция контролирует пищу (калорийность, качество и т. д.), отпускаемую столовым кухням, исследует продукты и противоцинготные препараты на содержание витаминов, контролирует источники водоснабжения. Проводится работа по дезобработке очагов инфекционных заболеваний госпитализации больных, карантинизации и т. д.
Отдалённость Норильска от крупных центров и магистралей поставили перед нами и ряд задач по обеспечению медицинских учреждений остродефицитными лечебно–профилактическими препаратами. В 1942–1943 гг. было освоено производство дизентерийного бактериофага (обычно изготовляемого только институтами), противокоревой сыворотки, эфира для наркоза, глюкозо–фруктозы и др. Потребности комбината в препаратах полностью покрылись препаратами, изготовленными в Норильске на базе местных ресурсов. При этом получена большая экономия. Стоимость одного литра местного бактериофага составляет около 40 процентов стоимости завозного. Экономия на нем (в сравнении с ценой завозного) составляет за 10 месяцев этого года более 100 000 рублей.
Хвойный квас, разработанный нами в 1940 году и изготовляемый в Норильске по рецепту и под контролем санэпидемстанции, имеет большое значение для профилактики цинги. Многие сотни килограммов дефицитного витамина С получает ежегодно население с хвойным квасом. В Норильске даже в период полного отсутствия овощей роста цинги не было. Разработан оригинальный реактив, применяемый в санитарной работе для определения сырой и кипяченой воды. В БРИЗе комбината (бюро рационализации и изобретательства) зарегистрировано семь больших работ нашей станции. Три из них рассмотрены и одобрены Красноярским институтом эпидемиологии и микробиологии.
В настоящее время станция занимается усовершенствованием фага (бактериофаги — «пожиратели вредных бактерий»).
Норильск испытывает острую нужду в дезинфекционных средствах; в связи с этим ведётся работа по получению эффективных дезинфекционных средств из местных ресурсов. Недавно выпущены первые образцы сахаров (сахарозы и лактозы), необходимых для бактериологической работы станции. Производится научная разработка накопленного ценного эпидемиологического материала по различным инфекциям и цинге. Изучается зараженность детского населения глистами. Разработана более точная методика выявления глистов. В лаборатории более года действует смонтированная работниками станции установка по карбюрированию бензина воздухом (для грелок), заменяющая дорогостоящий спирт бензином. Коллектив станции не останавливается перед трудностями, возникающими при отсутствии тех или иных видов сырья, реактивов и т. п., способствуя сохранению здоровья трудящихся нашего комбината».
Натуральный обмен
В истории норильского здравоохранения военных лет были, к сожалению, и неприглядные факты. Такие случаи не оставляли без внимания. Один из них описан в фельетоне «Эскулап с отмычкой», опубликованном в газете «За металл» 1944 года:
«Нечего и говорить, медицина — гуманная наука. Излечить больного, возвратить зрение слепому — что может быть благороднее! Но попадают в среду медиков и люди, у которых под белым халатом черная душа, а рядом со стетоскопом — отмычка.
К таким людям принадлежит бывший фельдшер поликлиники Веселов. Не случайно носил он кличку Сашка–Эскулап с отмычкой. Он едва умел отличать понос от склероза, но зато отлично знал, что такое «фомка», «отмычка» и прочий воровской инструментарий. Но им он не действовал. Зачем? Для этого есть другой, более радикальный способ карманной тяги.
Так превратил фельдшер Веселов скорую помощь поликлиники в бюро помощи дезертирам трудового фронта. Он выработал своеобразный прейскурант: колики желудка — сто рублей, склероз сердца — пять кило рыбы, грипп — пачка табаку, кровавый понос — литр спирту, женские болезни — кило масла.
И вот пошли пациенты. С неким Лазаревым он договорился и за месяц выдал ему справки на 12 дней, чтобы тот поставлял ему, словно по договору, одну треть улова рыбы. Федору Белоусову выдал пять справок, и тот безболезненно ездил в Дудинку закупать махорку, которой затем Веселов спекулировал на рынке. Выдавал справки и вору Вещевайлову за то, что он приносил ему краденые вещи. Нечего сказать — контакт эскулапа с домушником!
Но бациллы размножались. Возник второй очаг заразы. На Круглом озере, в одном из домиков некий Бай открыл филиал бюро скорой помощи прогульщикам. Веселов поставлял бланки. Бай выписывал. Жена его была хранителем печати, которую они украли у ротозея базы ООС Гридина. Но вот вышли все типографические форменные справки. Это не смутило доморощенных лекарей. Они знали, что ни один табельщик не удосужится прочитать справку. Их стали писать на простом клочке оберточной бумаги, примерно в таком стиле: «Справка. Сея выдана Баю што у яво болезня гриб. Асвобождается на два дни. Врач...». Дальше шла диковинная закорючка, справка скреплялась печатью базы ООС и носила название фитушки.
Более трехсот таких фитушек сфабриковано Веселовым, Баем и другими их собутыльниками. Фитушки летели на заводы, рудник открытых работ и в учреждения. И хоть бы один табельщик повнимательнее заглянул в них. Поистине, это верх беспечности! Приходится удивляться и близорукости начальника поликлиники т. Ильина, который допустил бесконтрольное расхищение медицинских справок и использование их для укрывательства прогульщиков. Много раз эскулап Веселов, получив хороший куш, во время выпивки говорил тоном испытанного хирурга:
– Мойте руки, операция удалась...
Но всему бывает конец. Однажды наступил конец и их лекарской деятельности. Нечисто сработали. И вот поставлен диагноз, правда, не по–медицински. Назвали эту деятельность саботажем».
Благодарим за помощь в подготовке материала Норильский городской архив, Музей Норильска и Централизованную библиотечную систему Норильска.