Енисейская кают–компания

Продолжение. Начало в № 175, 176, 179.

Здесь, в заполярной зоне, пойма Енисея настолько идеально ровна и продолжительна по обоим берегам, что кажется, одно неосторожное движение волны — и растечется река бескрайним морем по малахитовым травам. Да и чем не море Енисей в течении его по северным землям? Ширина в километры, глубина до 60 метров — морские. И судоходство здесь по правилам навигации тоже морское... Мощными плетеными косами темно–зеленых волн тянет река свое тысячекилометровое тело к ледяным морям. Подчиняясь величию тишины, «Нокия» ставит жирный красный крест на связи с суетным миром. Закатный свет забирается в косматые облака и гаснет в них до утра, медленно–медленно... Ночь «падает» непроницаемой чернотой на реку, берега; разноцветные сигнальные огни теплохода живут в отвоеванных у ночи пространствах да шумят винты за кормой.

...А мы ведь пристаем к туруханскому берегу, и капитан Щербаков ворчит в рубке про нехороший ветер с берега и пугает невидимую диспетчершу на дебаркадере, что сейчас он этот деревянный курятник раздавит в щепу. Диспетчерша пугается и выходит на мостки, успев ругнуть начдива по рации «чертякой». Причаливаем по высшему пилотажу...

В «центральном» продмаге, расположенном, кажется, сразу на пересечении всех улиц районного центра, в яблоках затаившееся объявление обещает желающему именно здесь приобрести местную газету. Я пожелал, ловец «впечатлений», но жажда моя удовлетворена не была: все газетчики разом в бархатный сезон подались в отпуск. «Что ж, людям и в отпуск не ходить?» — спросила продавщица со скрытым вызовом к заезжему зануде. Резонно, думал я, идучи прочь, озадаченный странностями логики туруханских представительниц прилавка (как оказалось позже, не их одних). А отпуска северян летом — мечта и святыня...

«Обидчик игарцев», как многие населенные пункты енисейского левобережья, расстроился на высоком, крутом берегу, в окружении сосновых и смешанных лесов, с травой–муравой повсюду, словно и не в приполярье ты, а в каких–нибудь подмосковных Кимрах. Перед стандартно–спланированном сквериком с давно заткнувшимся фонтанчиком администрация демократично делит кабинетные пространства с игривым народцем Дома культуры. У входа обнаруживается монолитно–деревянное сооружение, похожее на лобное место, ассоциативность с коим усиливается тут же, за стилизованным, «под старину» то есть, расположенным домом–музеем Янкеля Моисеевича Свердлова с гипсовым памятником ему же перед низкими сенями. В том же, ортопедически–гипсовом, исполнении пребывал рядом со Свердловым до поры Иосиф Виссарионович, но в одночасье снесенный в неизвестность теми, кого он числил «врагами народа». «Врагов», как понимаете, здесь было немало, и поныне их потомки проживают в туруханской вольнице. Вот и мы, нырнув, а, вернее, поклонившись низкорослым сеням, вынырнули уже в ссыльном жилище будущего первого председателя правительства советской России Янкеля Свердлова в крошечной, в полумраке, светелке, с угловой, застекленной, как киот, витриной, с выцветшими фотографиями, документами и какими–то реликвиями.

Как же я обожаю вот такие провинциальные музейчики, малобюджетные и властями (слава Богу) не празднуемые и не шибко опекаемые (и оттого сохранившиеся чудесным образом). Ну, разве что новейшей истории Значительное Лицо «зарулит» сюда неожиданно и полюбопытствует, что там было, в этих социализмах? Кто верховодил страной?

А ведь эти музейчики напитаны, дышат временем быстротекущим; туда не входишь — «погружаешься»; не рассматриваешь и читаешь — взираешь, вбираешь разом чувствами всеми. Главное волшебство в нем даже не в подлинных экспонатах (вокруг Москвы пособирали подлинное, сложив в запасниках, где и в прах превратится), а в бродящих тут же смотрительницах–блюстительницах истины и правды, да к тому же еще и родственницы какому–нибудь «экспонату», разлюбезные мои рассказчицы!

Вот такая и сидела в дальнем, совсем затененном углу, колоритно, простите, сливаясь с обстановкой, в теплых катаных ботах и полосатой душегрейке. Решив, что музей пуст, мы, было, пошли обратным порядком, но живой голос нас остановил: «Посмотреть или так?».

Признаемся: «или так» — личность бывшего постояльца нам хрестоматийно надоела (хотя скажу, сейчас, когда описываю наше кают–компанство, читаю биографию Я. М. Свердлова), а вот на «краски» в лакированной истории не использованные, так сказать, хотелось бы взглянуть. Тут ожившая голосом и приободренная владелица душегрейки быстренько поведала, указывая на витрину– киот, что вот, видите (на выцветшем фото желтые круги вместо лиц), это ее бабушка, к революции прикоснувшаяся... Живут они здесь третьим... погоди... четвертым поколением, и в свои 73 переселяться (предлагали по программе) никуда не поедет. Квартира у нее славная, дети (дочь, между прочим, бывшая учительница, как и Мария Фроловна — так ее назовем, — работает в газете), внуки навещают. В генеалогическом древе М. Ф. давно уже исчез Свердлов. Я, было, принялся строчить в блокнот жизненные перекрестья рода М. Ф., но быстро понял, что, не описывая историю всех туруханских жителей за последние полтора века, писания мои бесполезны. Миновав революции и лихолетья, подобрались к современности: «Селиваниху видели?».

На подходе к Туруханску, на правобережье, красовалась крепкими домами и вполне благоустроенным видом Селиваниха. Что мы и не преминули отметить. Прежде, оказывается, молочное животноводство Селиванихи всю округу молоком поило, маслом да сметаной кормило (впрочем, добросовестно проштудировав «Красноярский край», про молочные реки туруханские ничего не сыскал). Из подробностей несельскохозяйственных явилась на свет история про председателя колхоза Ваську и его многочисленных «греческих детей». Сия северная эллиническая загадка объяснялась неотразимой «председателевой» мужественностью и в веках известной женской мягкостью сердца. Да, но откуда в Селиванихе греки? Проделки «отца народов»? Тайна эта вместе с тайной падения молочного колосса осталась нами и М. Ф. не разгаданной.

Предложение осмотреть музей Спандаряна «и еще центральную экспозицию» мы позорно отвергли в пользу возможности полюбоваться зданием управления месторождения «Ванкорнефть». Подошли к сайдинговому двухэтажному теремку с пластиковыми тонированными окнами, площадкой из брусчатки с декоративными шарами фонарей и автоматическим шлагбаумом. Бродяга–буренка назойливо бодала шлагбаум и сердито говорила «му», но поскольку ее атаки не расценивались как покушение на «конфиденциальность», сельские секьюрити ее не прогоняли.

– Так вот где лежат денежки Игарки, — заключила моя спутница. Пойми этих женщин...

Рассекая лужи туруханских автобанов, шастали невероятной крутизны джипы, числом способные поспорить с кремлевским гаражом.

– Вот где игарские денежки, — уточнил я.

Купив вкусного горячего хлеба прямо из пекарни (молоко пакетированное, красноярское), мы возвращаемся на теплоход. Скоро «тутукнув», мы отправляемся, ломая полярный круг, на юг.

Окончание следует.

В. М.